– Я бы с тобой не справился, пожалуй, – сказал я. – Но…

– А с ними затруднений не возникло, – опередил Лютер. – Слишком медленные, слишком слабые. Так?

– Я бы не сказал…

А ведь Лютер прав, я только сейчас подумал – действительно, медленные. И слабые.

– Да, пожалуй, но…

– Веселенькое дело…

Лютер чесал подбородок. Ярослав продолжал упражняться с бревноколом. Я смотрел на танк. Она сидела у камня. Без сознания. Или во сне. Я читал, что раньше некоторые люди, например рабочие на военных заводах, уставали настолько, что в спокойной обстановке засыпали так сильно, что разбудить их не удавалось несколько дней.

– Лет шестнадцать, – шепнул Лютер. – Налицо явное истощение. Ты можешь себе представить явное истощение в центре Европы?

– Теоретически…

Теоретически да. Сказать родителям, что в лагерь на Луну, а самим в выживательную экспедицию на Лену. Вроде как прыгнем в тайгу с ножом в зубах и будем отбиваться от комаров и медведей, транспондер придумали трусы. Прыгнули, ховер утопили, сами заблудились, месяц скитаний… Рыбу они ловить не могли, что ли? Ну, или медведя того же, не верх вкусовых достоинств, но есть можно. Откуда истощение? Подземелья?

– Если истощение… – я кивнул на девчонку. – Истощением можно объяснить замедленную реакцию?

– В какой-то мере, – согласился Лютер. – Я, пожалуй, не так выразился, это не истощение, как производное определенного дефицита питания, это… система.

– То есть? – не понял я.

– Она систематически недоедала на протяжении… нескольких лет. Собственно, видимо, весь период интенсивного роста.

– Космическая секта голодарей! – с восторгом сказал Ярослав и воткнул бревно в землю. – Я слышал, до войны несколько кораблей сектантов ушли в пространство, если они вернулись…

– Не говори ерунды, – оборвал Лютер. – Космос внутренних планет сканируется с погрешностью в кубометр, никто не мог вернуться…

– А если они освоили прыжок?! – прошептал Ярослав. – Если они сюда перенеслись…

Девчонка шевельнулась и сползла по камню. Рукав свитера задрался. На коже чернели следы от пальцев, слившиеся в широкие манжеты.

Ярослав почесал голову, потрогал нос.

– Она мне тоже… нос сломала… – сказал он.

– А ты…

– Да ничего я не сделал! За руки схватил… перестарался немного… пережал…

Лютер вздохнул.

– Ты решительно перестарался, – сказал Лютер. – У нее кожа с запястий едва не слезла, смотри, шрамы какие…

Шрамы. Истощение. Настоящие шрамы. Вот это да…

Ярс отвернулся.

– Я не мог так сильно… А кто она вообще? Я думал, это тыкверский экипаж… Но там же не было девушек… Может, это его сестра?

Ярослав уставился на меня. Будто я знал, есть ли у Тыквера сестра или нет.

– Возможно, это беглецы, – сказал я. – Сбежали из летнего лагеря, прихватили бластер, и сюда. Хотели исследовать… места боев. Провалились в подземные укрепления, в катакомбы, надышались газом…

– Системное истощение откуда? – напомнил Лютер.

Я хотел предположить, что они не вчера провалились, а месяц назад, но потом подумал, что это глупо. Если бы они месяц назад провалились, их бы уже сорок раз отыскали.

– Я же говорю – голодари! – это Ярослав. – Питались синтет-белком с младенческих локтей, от этого стали тощими и агрессивными! Нападают на людей, стреляют из лучеметов в уши! Я думаю, что они собираются…

Мне показалось, что он хотел сказать «захватить Землю», вовремя одумался.

– …Ошибка… ошибка навигатора… – произнесла девчонка. – …взять западный бастион… штурм бастиона… никого не осталось, все остались лежать… все остались…

Глаза она не открыла.

– Мне кажется, у нее сотрясение, – сказал Ярослав. – Очень, очень сильное сотрясение. На нее упал небоскреб.

Раньше шутки Ярослава не были настолько тупыми. Стазис нарушен.

Она говорила. Лютер стоял рядом. Ярослав стоял рядом. Я стоял рядом. Она говорила про атаку. Про то, что западный бастион нужно обязательно взять, без него атака на цитадель непременно захлебнется, и тогда все, все, не удастся собрать сил, никого больше не осталось…

– Бред, – заключил Лютер, но без особой уверенности. – Ты ее что, по голове приложил?

– Так получилось, – ответил я. – Сотрясение?

– Я же говорил! – вмешался Ярс. – Они разбились при посадке! Голодари! Отсюда и сотрясение!

– Похоже… Ушиб сильный, это однозначно. Но, наверное, и еще что-то, я не знаю. Я полевой медик, я учился спекать раны, я не разбираюсь…

Лютер постучал по голове, пальцем по виску.

– Одним словом, галлюцинаторные проявления… Вызываем СЭС, не затягиваем, – сказал Лютер.

– А второй? – спросил Ярослав. – Этот? Ухострел? Брат ее? Надо за ним сходить, он там остался валяться…

Ярослав кивнул в лес, в сторону валяния. И потрогал ухо.

– Ярс прав, – согласился Лютер. – Лучше его найти. Если он оторвется, спасателем долго искать придется…

Ерунду, конечно, говорит Лютер. У ховеров СЭС волновые сканеры, они с орбиты лягушку видят. Просто… Просто это будет выглядеть некрасиво – мы встретили нездоровых психически людей, да, они повели себя неадекватно, ухо отстрелили, но мы, здоровые молодые люди на каникулах, впоследствии, кроме меня, космопроходцы, ответили втрое. Девчонке руки переломали, парня бросили без сознания. Нехорошо.

Каникулы что надо.

– У спасателей оборудование, – Ярослав подумал мои мысли. – Они его за две минуты найдут.

– И тогда получится, что мы его бросили, – заметил Лютер.

А я недооценивал нашего Лютика, был не прав. Все-таки для десанта мозг нужен больше, чем для пилотирования.

– Да он сам себя бросил, когда мне в голову из бластера шмальнул!

«Шмальнул». Какие слова. Когда Ярослав и Лютер поступали в Академию, они таких слов не знали. Это все самодеятельность, художественная.

– …сгорели… смещение… смещение… убейте всех… убейте…

Сказала девчонка, мы посмотрели на нее вместе. Ярослав опять потрогал ухо. Он себе еще и на ухе мозоль натрет.

– Надо ее привязать аккуратно, – предложил вдруг Лютер.

– Зачем? – не понял я.

– Затем! – резко ответил Лютер. – Человек в неадекватном состоянии, ты что, не видишь? Она с собой что угодно может сделать. Лучше связать, для ее же безопасности.

– У нее явное ментальное затмение, – Ярослав согласился. – Ее точно надо связать…